Парадокс
Калошина

Повторные мысли

Дом, собака, восемьдесят тысяч книг — вот и все имущество Калошина. Хотя, если быть совсем точным, книги принадлежат не ему, а библиотеке. Да и с домом дело обстоит не так просто: в нем располагается большой читальный зал и бесконечные лабиринты книжных стеллажей. Что в остатке? Только собака.

Не густо, но алтайского библиотекаря такой имущественный расклад не смущает. Лет десять назад, когда Леонид Калошин только начинал создавать библиотеку, места в доме хватало и ему, и книгам. Но постепенно пришлось пожертвовать даже спальней. Тогда Леонид Константинович пристроил вместо крыльца маленькую комнату (2.40 на 2.40), поставил туда топчан и личный книжный шкаф.

«Не тесно?» — интересуюсь я, скептически оглядывая помещение, которое больше смахивает на кладовку. «А что мне… Я же весь день на ногах. Сюда только ночевать прихожу,» — сухо отвечает Калошин. Он не любит обсуждать свою жизнь. Особенно с журналистами: «Один приезжал… Такого нагородил, что со мной потом полдеревни не здоровалось».

Познакомиться с Калошиным меня как раз и угораздило на самом пике его, мягко говоря, прохладного отношения к прессе. Поэтому Леонид Константинович был мрачен и немногословен. Равнодушно глянул на мою визитку, провел по комнатам, забитым книжками, изредка кивая: «Тут классика… здесь философская литература…», показал несколько любительских фотографий и сел заполнять формуляры. Аудиенция закончена, понял я, но напоследок все же отважился задать еще один вопрос.

— Как же вам пришла идея создать здесь библиотеку? Это же не ларек со сникерсами.

— А как-то сама собой. Я, когда из Минска сюда перебрался, привез с собой книги. Знакомые брали их читать — я записывал. Целый ворох бумаг был. И вот однажды пришла мысль открыть настоящую библиотеку. Ну, пришла и ушла. А когда она появилась снова, уже задумался. Повторные мысли — это для человека морзянка судьбы. К ним надо прислушиваться.

На том и распрощались. Правда, ненадолго.

Следы от молнии

Дом Калошина стоит под самой горой. Если забраться выше, можно разом увидеть всю Усть-Коксу, на окраине которой и находится библиотека. Но если смотреть не вниз, а на далекие горные хребты, то в ясную погоду за ними можно различить сверкающие пики Белухи. Логика проста: каждый видит то, что хочет видеть.

До сорока лет Леонид Калошин видел преимущественно небо и облака. Летал штурманом гражданской авиации. Двадцать лет. А еще раньше служил в армии, где у него была редкая специальность — начальник узла радиоперехвата. Их девять месяцев учили английскому языку, а потом посадили слушать, о чем говорят в НАТО. Информация тут же доставлялась из Германии в Москву.

Короче говоря, о карьере сельского библиотекаря Калошин прежде как-то и не помышлял. Что его заставило совершить «вынужденную посадку» на Алтае? Сам Леонид Константинович утверждает, что выставка картин Николая Рериха, на которую он трижды летал в Москву. Но, мне кажется, есть и другая причина.

Калошин рассказывал, что однажды в их самолет попала молния, ударила прямо в антенну, которая крепилась на носу авиалайнера. Резкий щелчок, удар — и половина приборов не работает. Видимости — ноль. Только по командам с земли тогда и сели. Как тут не поразмыслить о бренности бытия?

Случай с молнией Калошина не испугал: в их авиаотряде экипажи хоронили четыре раза. Он продолжал летать. Но молния все же оставила свой след не только в бортовых самописцах. Леонид Константинович говорит, что его прежняя жизнь текла больше по инерции. Все сводилось буквально к нескольким фразам: летал по стране, кормил семью, дважды в год отдыхал на горнолыжных курортах. Ничего никогда не менялось. Жил на автопилоте.

— Раньше всякое бывало. Как говорится, и водку пьянствовал, и безобразия нарушал, — усмехается Калошин. — А потом как отрезало. Новый год встретили на Эльбрусе в 1985 — и конец. С тех пор ни лыж, ни водки.

Еще через пять лет их самолет случайно посадили в Барнауле. Погоды не было.

Экипаж отправился в гостиницу ждать, когда дадут вылет, а Калошин пошел в отдел кадров. К тому времени у него уже созрела мысль укрыться от бесконечной житейской суеты на одном из горных аэродромов Алтая. Устроиться туда… хотя бы сторожем.

Однако вакансии сторожа оказались в дефиците, и ему предложили переквалифицироваться в диспетчера крохотного аэропорта поблизости от Усть-Коксы. Калошин сразу согласился. Он помнил, что через эти места в Уймонской долине пролегали пути тибетской экспедиции Рерихов, а также и то, что перед смертью художник несколько раз пытался вернуться сюда из Индии.

— Можете мне не верить, но я был настолько убежден в правильности решения, что даже не побывал там. Мы прилетели в Минск, я собрал свои личные вещи, книги и сразу отправил контейнер в Усть-Коксу, — говорит Калошин.

— И все начал с нуля. Как Афанасий Никитин. Только он ушел от всех бед в Индию, а я — на Алтай. Хотя мог бы еще летать и летать.

— А сейчас об этом не жалеете?

— Не жалею.

Двадцать два пианино

Когда я следующий раз увидел Калошина на обледеневшем перроне Новосибирска, то подумал, что незнакомому человеку никогда не отгадать две вещи — его нынешнюю профессию и возраст. Уж больно он не похож на шестидесятилетнего библиотекаря. Кряжистый такой мужичок с цепким взглядом и кучерявящейся бородой. По виду то ли буровик, то ли прораб-строитель…

Между тем, Леонид Константинович, не обращая внимания на меня и тридцатиградусный мороз, энергично выволок из тамбура вагона огромный чемодан (как позже выяснилось, доверху набитый книгами), пристроил его на раскладную тележку, и мы двинулись к машине.

Из телефонных разговоров я уже знал, что вместо горнолыжных курортов Калошин теперь дважды в году посещает Москву или Санкт-Петербург. Там он участвует в конференциях, знакомится с людьми, но самое главное — собирает по библиотекам ненужные книги и отправляет их контейнером на Алтай.

Дорога туда и обратно занимает примерно неделю. Это на поезде. Впрочем, о передвижении на воздушных видах транспорта Калошин теперь может только мечтать. Полеты библиотекарю не по карману.

— Часто получается так, что даже на дорогу приходится денег одалживать, чтобы до Москвы добраться. Выхожу с поезда, а у меня в кошельке рублей 50 или 100. А надо несколько тысяч на контейнер, да еще билеты назад купить. Но потом как-то все само собой складывается, — объясняет он превратности «библиотечной экономики», пока мы пьем в редакции чай. — Мне ведь везде люди помогают. И в Москве, и в Питере, и в Новосибирске. Помогают! А так бы ничего и не вышло. Вот как бы я без чужой помощи в Усть-Коксу двадцать два пианино переправил?

— Каких «пианино»? — не понял я.

— Ну, каких… обыкновенных. Кто к нам в горы пианино повезет? Это же не водка. Один раз зашел к знакомым, смотрю, а их сынишка дощечку клавишами разрисовал и на ней «играет». Меня и пробрало. Первое пианино я этому мальчишке привез, потом еще одно школе подарил, а тут знакомые просить стали. И пошло.

Усть-Кокса и впрямь находится там, где кончаются дороги. От нее можно немного проехать по асфальту до Тюнгура, протрястись еще пару километров по грунтовке, но и все. Приехали. Дальше только горные тропы и лошади. От ближайшего города Усть-Коксу отделяют четыре перевала, пять-шесть часов пути. Если на машине.

Местные жители вспоминают, что раньше добираться было проще. И Калошин это подтверждает. Он еще застал времена, когда местный аэропорт каждый день принимал самолеты, а билет на Як-40 стоил так мало, что в Горно-Алтайсклетали чуть ли не за хлебом. В конце девяностых грянул кризис, и небо опустело.

Но, как говорится, нет худа без добра. После того, как аэропорт закрыли, а его территорию облюбовали коровы, у Леонида Константиновича и появилась мысль создать библиотеку. 12 февраля 1997 года эта идея материализовалась. Кстати, по какому-то странному совпадению дата регистрации совпала с днем рождения Елены Рерих, чье имя официально и носит библиотека.

— А не устали от посетителей, контейнеров, формуляров? Десять лет все-таки… — поинтересовался я. — Есть планы на будущее?

— Планов-то хватает. Но сначала библиотеку надо довести до ума. А вот если ее дострою, увеличу число книг до 100 тысяч, то уеду в другое место. Новую библиотеку открывать, — ответил Леонид Константинович и вдруг добавил. — А может быть, это и не получится…

Мы проговорили до вечера. Потом Калошин взгромоздил чемодан на тележку и ушел. На железнодорожном вокзале его уже ждал поезд в Бийск. Там ему предстояло разгрузить контейнер и на стареньком грузовичке отправиться домой.

Альтруист-прагматик

За несколько лет знакомства с Калошиным я понял главное: другого такого библиотекаря в мире нет. Точно нет. Даже не ищите. Ну где вы еще найдете библиотекаря, который сам заливает фундамент, привозит пианино и кубинские барабаны, живет на 67 рублей в сутки, печет хлеб, собирает по стране тонны книг и при этом чувствует себя счастливым?

Применительно к Леониду Калошину и слово «библиотекарь» звучит как-то странновато. А как назвать его иначе? Альтруист с практическим уклоном? Книгозаготовитель?

Кстати, библиотека Калошина, которую сейчас посещают около двух тысяч читателей, только верхушка айсберга его масштабных замыслов. Леонид Константинович показывал мне наброски архитектурного проекта, где совершенно четко обозначены мастерские, зимний сад, небольшой детский театр, ветряной генератор и даже… концертный зал с органом. Скажете, пустые фантазии? Но ведь и о библиотеке так когда-то говорили. А история с книгохранилищем?

Некоторое время назад Калошин решил построить еще один дом. Уже не для книг, для нормальной жизни. Но потом, как он говорит, «решил не распыляться» и соорудил двухэтажное книгохранилище на 100 тысяч томов. Соседи пришли в шок, когда увидели огромную стену без единого окна.

Строение и правда впечатляет. Но самое интересное, что вытянутое здание длиной 20 метров, высотой 5 метров и шириной 3 метра ничем, кроме книгохранилища, уже быть не может. Его не переделать. Но ведь это нас пугает, а не Калошина. А он то и строил книгохранилище.

У Леонида Константиновича вообще своя философия жизни. Отчасти она мне напоминает наших переселенцев-староверов, которых в Дании уважительно называли «бородатыми бульдозерами». За способность нести свой крест и не размениваться на мелочи. Калошин и не разменивается. Однажды я спросил его, где он найдет столько людей, способных воплотить его замыслы. Он помолчал и ответил:

— А я над этим не задумываюсь. Придут люди. Можно же и по-другому задать вопрос: «А где вы будете брать деньги?» Не знаю. Но обязательно появятся и деньги, и люди. И все будет построено. А если сидеть и ждать, когда все само срастется, — лучше сразу закрывать лавочку. Не срастется. Помощь приходит, когда что-то делаешь.

Конечно, многим из нас логика алтайского библиотекаря может показаться, как минимум, наивной. Теперь, когда все крутится вокруг фундаментального принципа «утром деньги — вечером стулья», так рассуждать не принято. Но Калошину на это наплевать.

P.S.

Калошин не любит, когда его библиотеку называют частной. Я сначала не понимал, почему он так цепляется к словам. Какая разница? А потом до меня, кажется, дошло. Слово «частная» перечеркивает весь смысл его усилий.

Частная — это для себя. Стоило ли ради этого спать на верстаке, мучиться в поездах, унижаться в поисках меценатов под строительство? Для себя куда проще было бы проконвертировать десять лет жизни во что-то более прибыльное. Срубить денег и отправиться на теплое море. Уж пару раз слетать в Турцию точно не проблема. А Калошин выбрал библиотеку.

Хорошо это или плохо? Да кто его знает. Меньше всего мне бы хотелось идеализировать Леонида Константиновича, писать его парадный портрет. Калошин бывает разный. Поэтому и в Усть-Коксе к нему относятся неоднозначно.

Кого-то раздражает его колючий характер. Кому-то не нравится, что он «зациклен на учении Рерихов». А поскольку здешние места пережили не одно нашествие последователей Агни-йоги, которых местные жители окрестили «ежиками», то и на него частенько поглядывают искоса. Библиотекарь такую настороженность объясняет просто: «Некоторые рериховцы вели себя здесь, как миссионеры в Африке, вот мы теперь и расхлебываем».

Однако еще парадоксальней у Калошина дело обстоит с книгами. Скажем честно, хранитель внушительной библиотеки их почти не читает. Времени нет.

— Поначалу я наметил для себя 150 книг, которые надо проштудировать. Потом прикинул, сколько примерно осталось жить, и понял, что все эти книги никогда не прочитаю. С ужасом! Даже если буду осваивать по 80−100 страниц в день… Не прочитаю.

— Вас не поймешь: книгохранилище отгрохали, а живете бог знает где, библиотеку создали, а книг не читаете. Сплошные противоречия. Можно голову сломать, пока ваши загадки разгадаешь, — однажды съязвил я.

— А чего меня разгадывать? — серьезно отреагировал Калошин. — Я ведь не кроссворд.